Пресса о театре оперетты Урала

Новая городская газета № 41 от 11-го октября 2006 г.

«Театру — 55» — новая рубрика нашей газеты. В ней в течение всего театрального сезона «НГГ» будет рассказывать о вчерашнем и сегодняшнем дне этого городского учреждения культуры, о любимцах публики — заслуженных и начинающих артистах, о работниках цехов, которые готовят праздник под названием «спектакль», оставаясь в тени популярности других, о планах и конкретных работах…

Каждый горожанин может рассказать о чем-то интересном, связанном с нашим театром. Пишите, делитесь своими впечатлениями, воспоминаниями, признаниями в любви оперетте.

И мысль сильна, и дело полно силы…

Интересный, талантливый, мыслящий художник, способный удивить опытных постановщиков. Ее костюмы и характеры персонажей раскрывают и создают красочную многоплановую картину всего действия. Ее коммуникабельность, дипломатичность, доброжелательность, обаяние помогают в работе над спектаклем. Для многих она является образцом культуры и интеллигентности.

Так в Театре оперетты Урала характеризуют главного художника — Татьяну Алексеевну Мирову.

Процитируем документы. «Т.А.Мирова — интересный, ищущий и оригинально мыслящий художник, имеющий обширные познания в области искусства и театра. Ее отличает умение работать в союзе с другими постановщиками. Она тонко чувствует образ спектакля. Отталкиваясь от музыкальной драматургии, предлагает новаторское и часто неожиданное художественное оформление».

Она — из разряда трудоголиков. Надо — и личные дела в угоду театру отодвинет. Она живет в театре и театром. Не оглядываясь назад. Живет вперед, будущим.

Впереди — «Дон-Жуан в Севилье», потом другой спектакль…

Родившись в семье художников, трудно было не стать художником. Ее с пеленок учили рисовать. Она и рисовала. О будущей профессии не мечталось и не думалось. Все само собой произошло — принесла свои работы в училище. Сказали, что все декоративно, и зачислили на факультет. Вот так обыденно, без пафоса.

Точно так же, без восторгов, Татьяна Алексеевна рассказывает о театре, о своей работе. Но это все равно интересно, захватывает.

Общение с таким человеком — огромное удовольствие. Вместе с ней ты вроде бы и на земле стоишь двумя ногами, и одновременно вроде бы поднялся над суетностью будней, но не воспарил, нет. От ее неподдельной искренности и заинтересованности в собеседнике, от независимости суждений, от умения слушать и слышать другого — такая легкость и радость!

Поэтому мой первый вопрос — про праздник.

 — Что для вас в работе праздник?

 — Работа в театре вообще праздник, я считаю, когда ты видишь ее конечный результат (ведь не во всех профессиях его видят). Любая работа в театре — это кошмар, это каторга. Перед премьерой эмоции бурлят. Потом занавес открывается — все получилось! Занавес закрывается — «Ура!», все целуются, обнимаются, все друг друга любят, обожают. Праздник! На следующий день — опять все снова: страсти, кошмар, каторга… Нарисовала эскиз, мне понравилось — праздник. В театре вообще интересная работа. Интересно всем. Кто сюда попадает — все его засасывает. Люди из театра не уходят.

 — А элемент рутинности?..

 — Его нет. Потому что каждый спектакль интересен по-своему. Уберите вон там эскизы костюмов. Вот декорации… Это — «Золушка», это — «Харон». Теперь оглянитесь — перед вами «Дон-Жуан в Севилье». Они хоть чем-то похожи? Что-то общее между ними есть? Ничего! Каждый спектакль — это совершенно другая история: другой век, другой материал, другой режиссер, другой конфликт — все другое! И поэтому рутины нет никакой.

 — «Другой режиссер»… А если ваше видение спектакля не совпадает с режиссерским, что тогда?

 — Тогда не будет спектакля, если мы не нашли общего языка.

 — А как найти его, общий язык? Если постоянно все меняется?

 — Наша работа так выстроена, что мы не можем не прийти к общему знаменателю. Режиссер говорит, как он видит, я — что я вижу. А потом предлагаю варианты. Мы должны смотреть в одну сторону, мы — команда. Нет команды — нет спектакля… В моей практике такого не было.

 — У вас есть любимые спектакли, спектакли, над которыми работалось в удовольствие, с подъемом?

 — Я всегда работаю с душой, с подъемом… Был такой маленький балетный спектакль — «Цветы». Вот в нем мне не стыдно ни за что. В нем все настолько было доведено до логического конца! Как конфетка — и по мысли все интересно, и все очень удачно. Я этим спектаклем просто горжусь, горжусь, что он был в моей жизни… Мне самой интересна моя работа в «Марице», интересно, что я до этого додумалась. Небо — новый театральный прием. Этого нигде не было. Это чисто моя идея… Мысль — главное, чтобы было придумано интересно, чтобы отличало задумку режиссера. Мне важно выразить мысль и не повториться.

 — Есть в театре такой уголок, в котором вам особо комфортно?

 — Я везде себя комфортно и уютно чувствую. Ко мне все в театре хорошо относятся, я со всеми в хороших отношениях. Может, поэтому…

 — Что в атмосфере театра помогает или мешает творить?

 — Театры все разные и все одинаковые. Я в двух театрах работала, а ставила спектакли в очень многих, все даже сейчас не могу вспомнить… Когда работаешь над спектаклем, над тем, какая атмосфера, не думаешь. Ты самовыражаешься. Я делаю так, как я вижу, как я чувствую. Делай честно то, что ты можешь, как ты чувствуешь…

 — Если бы пришлось рисовать свою жизнь, какой краски было бы больше?

 — Ой, не знаю… Мы не успеваем оценивать то, что сделано. Тут же — другая работа. Оценку самой себе я не могу дать…

 — Это работа, а если брать жизнь вообще?

 — У меня нет другой жизни. Для меня работа на первом месте. Я без нее не могу. Иначе свою жизнь и не представляю. Все, кто работает в театре, — живут театром. Мы не знаем, что творится за этими стенами. Мы кого знаем? Мы живем закрытым мирком. Мы все оцениваем через призму театра. Я честно говорю: не знаю, какая она, другая жизнь… Когда люди со стороны приходят в театр, их очень удивляет, как мы можем целый день в театре быть и домой не идти. Я бы и ночевала здесь спокойно. А зачем домой идти? Чтобы телевизор смотреть? Я его вообще не смотрю. У нас в театре и дети растут. Я считаю, что мы — счастливые люди: у нас есть то, ради чего мы живем.

 — Татьяна Алексеевна, сами как считаете, вы состоялись как художник?

 — Считаю, что я состоялась как художник. И только потому, что меня по молодости сильно опекали. Мне везло: надо мной прямо дышали. Меня взяли со студенческой скамьи. Я училась в театрально-художественном училище в Ташкенте. На четвертом курсе уже сделала декорации, костюмы к «Фиалке Монмартра». А первой моей работой в ташкентском театре оперетты была «Принцесса цирка». Конечно, если бы тогда надо мной так не тряслись, я бы наломала дров. В театре мне помогали доводить мой замысел до конца. Сейчас, уже имея огромный опыт работы, я вижу что чем заменить, где и как выкрутиться.

 — Никогда не хотелось заняться конкретно портретом, натюрмортом?

 — Нет. Никогда. А у меня все есть. Грим, костюмы — вот вам портрет. Я могу и портретное сходство сделать. Декорации — пейзажи… И когда? Мне бы это успеть. Времени свободного просто нет.

 — Ваше отношение к лубку?

 — Очень хорошее. Если все стильно, если это действительно интересно сделано, профессионально. Если человек чувствует так.

 — Каждая женщина в душе художник…

 — … причем каждая женщина очень тонко чувствует цвет, свет, характер. Но не каждая может это выразить, ее не научили. Каждая понимает, что ей идет. Женщина никогда не наденет не свое. Она смотрит журнал мод и показывает на то платье, которое ей идет, или по типу фигуры будет ее. Вы знаете, у нас работали девочки из Польши, они говорили: «Мы просто поражаемся русским женщинам, потрясены. Мы вот увидели кофточку в витрине — откладываем с зарплаты. Потом пошли купили». А у нас? «Дают!» Хватают не глядя. Потом она надела эту вещь, шарфик завязала, и вроде все одно с другим сочетается. У нас каждая женщина может себе халатик сшить, придумать фасончик. Мы одеты лучше, чем одеваются за рубежом.

 — Чего нашим современницам не хватает, чтобы самовыразиться в одежде?

 — Надо успокоиться. Когда не было ничего, в других странах удивлялись: как же ваши женщины умудряются так одеваться? Наша женщина еще не дошла до такого: остановиться, оглянуться — а надо ли мне столько? И это просматривается в одежде. Покоя в костюме еще не существует. Многое появилось в наших магазинах. Ну никуда же оно не денется! Все будет! Ну не надо столько всего иметь-то!

 — Вы сами себе костюмы придумываете?

 — Я хожу в джинсах и свитерах, всю жизнь. Вы посмотрите, модельеры, когда выходят на поклон, все в свитерах и джинсах. Мне это удобнее, со студенческих лет. Садишься за мольберт — туда ногу, сюда… Педагог говорит: «В следующий раз, кто придет в юбке, выгоню». Я очень люблю женщин в юбке. Считаю, что женщина не должна штаны носить. Наверное, слишком много вокруг меня всякого тряпья, устаешь от него. Даже если на мне какой-то цвет, я от этого быстро устаю. Черное надела — и себя комфортно чувствую… Фасоны я придумываю, другим.

 — Когда последний раз вы участвовали в выставке, и в какой?

 — Последний раз — в прошлом году, весной, в Москве. Каждый год не получается. «Марица», «Харон», «Дорогами войны» — пять эскизов. У меня была экспозиция одна из самых больших. Очень хорошие отзывы. Рекомендовали на Всемирную выставку.

 — Поедете?

 — Во-первых, не с чем, у меня нет такой достойной работы. Я не могу же повторяться. Во-вторых, надо заранее заявляться, нужно финансирование… Я знаю, что наш уровень выше. Декораторы самые крутые в России. Поехать — хочется. Посмотреть, что делают другие, как работают, что пытаются высказать. Определиться, понять, тем ли руслом я плыву. Я сегодня точно знаю, что у меня стопроцентное попадание. Я правильно двигаюсь. И знаю это потому, что была на выставке… Московская поездка много дала.

 — Вам ценнее мнение профессионала о вашей работе или мнение зрителя?

 — Не каждый зритель может понять замысел. Он видит: красивенько, очень эффектно. Не получается общения на равных со зрителем. Никогда нельзя опускаться до уровня зрителя, надо его дотягивать до себя. Здесь нет критиков. А вот в Ташкенте… два ряда критиков сидит. Что-то говорят, такое! Какие-то подтексты. А ты совсем другое хотела выразить!.. На последней выставке очень интересное общение было. Профессионалы-критики докапывались, от чего я отталкивалась, что хотела сказать. Вот это интересно. Знаете, это не мания величия, не подумайте. Мне важно свое мнение! Сижу в зале: мне вот за это стыдно, знаю, что тут прокололась. Даже если никто больше об этом не знает. Я очень критично к себе отношусь. А вот когда удачно… Чаще всего этого никто не видит, не оценит по-настоящему.

 — Не обидно?

 — Нет. Я привыкла сама себя оценивать, свою работу… Конечно, всегда интересно услышать о себе от других, но хочется побольше какой-то профессиональной оценки…

Вот такое вот признание в любви. Своей работе. Своему театру, в котором прослужила искусству в должности главного художника 12 лет. В этом времени — 57 постановок (а всего, если считать другие театры, их 140): «Сильва», «Баядера», «Марица» И. Кальмана, «Холопка». Н. Стрельникова, «Игра любви и случая» П. Морозова… И всегда — оригинальное, нестандартное решение, неожиданное видение сценографии постановки спектаклей, позволяющее после тонко прочувствованного образа спектакля полнее раскрыть замысел авторов и режиссеров-постановщиков.

«По мысли интересно» — эту фразу не раз произносила Татьяна Алексеевна Мирова при нашей встрече. Мыслить многие могут интересно, а вот воплотить в дела свои мысли… и увидеть тот результат, который ожидал. Это дано не каждому. Только тем, кто свободен в своем творчестве, для кого каждая работа — как новое откровение, новое открытие. И материала. И своих возможностей. Кто живет придумыванием нового, чтобы открылся занавес — и… Ах! 

Надежда СТАХЕЕВА